Ночь на перекрестке - Сименон Жорж

Глава 1

Черный монокль

Допрос Карла Андерсена продолжался уже семнадцать часов, когда наконец Мегрэ устало вздохнул и, отодвинув стул, поднялся из-за стола.

Сквозь незашторенные окна за это время можно было наблюдать, как сначала в полдень служащие осаждали кафетерии на площади Сен-Мишель, как их поток постепенно иссяк, а позднее, около шести часов вечера, люди заспешили к входам в метро, на вокзалы, и лишь некоторые завсегдатаи, расположившись в барах, неторопливо потягивали аперитив.

Сена покрылась легким туманом. По ней прошел буксир, светя зелеными и красными огнями и увлекая за собой три баржи. Отправился в рейс самый поздний автобус. Прошумел последний поезд метро. С улицы убрали переносные тумбы с афишами, и над входом в кинотеатр были опущены решетки…

Казалось, что печка в кабинете Мегрэ начала гудеть еще громче. На столе стояли пустые пивные бутылки, лежали остатки бутербродов.

В городе, должно быть, что-то загорелось — по улице с воем промчались пожарные машины. Полиция устроила облаву. Специальный фургон выехал из префектуры около двух часов ночи и чуть позже возвратился во двор полицейской тюрьмы, где и выгрузил свою добычу.

А допрос все продолжался. Каждый час или два, когда Мегрэ уставал, он нажимал кнопку звонка. Появлялся бригадир

Люка, дремавший в соседнем кабинете, просматривал записи, сделанные комиссаром, и сменял его.

Мегрэ же растягивался на раскладушке и, отдохнув, с новой энергией принимался за допрос.

Здание префектуры давно опустело. Лишь в помещении полиции нравов еще оставался кто-то из сотрудников. Около четырех часов утра туда привели торговца наркотиками, и дежурный инспектор принялся его допрашивать.

Сену окутал молочно-белый туман, наступал рассвет, и свет нового дня освещал пустынные набережные. В коридорах управления раздавались шаги, звенели телефоны, слышались голоса, хлопали двери. Уборщицы начали наводить порядок в помещениях.

Положив зажженную трубку на стол, Мегрэ окинул задержанного неодобрительным взглядом, хотя в глубине души он не мог не испытывать к нему чувства уважения. Ведь его допрашивали семнадцать часов кряду! Перед этим у Андерсена вынули шнурки из обуви, сняли отстегивающийся воротник и галстук, изъяли все содержимое карманов.

В первые четыре часа его заставили стоять посреди кабинета, обрушив на него целый град вопросов.

— Пить хочешь?..

Перед Мегрэ стояла уже четвертая бутылка, и задержанный чуть заметно улыбнулся. Он жадно выпил предложенный ему стакан пива.

— Ты голоден?..

При допросе ему приказывали то сесть, то встать. До этого он не ел семь часов, да и в префектуре ему дали лишь один бутерброд.

Допрашивающих было двое, и они сменяли друг друга. Сменившись, они могли подремать, немного размяться, отвлечься от монотонного и надоевшего им допроса.

Но сдались именно они! Мегрэ пожимал плечами, искал очередную трубку в ящике стола, вытирал влажный от пота лоб.

Возможно, его удивило не столько физическое и моральное сопротивление этого человека, сколько тот факт, что в течение всего допроса он не терял присущих ему элегантности и изысканности манер.

Если представитель высшего общества, униженный обыском, раздетый, проведя целый час в отделе опознания в компании сотни других задержанных, пройдя процедуры фотографирования и измерения роста, перенеся при этом ядовитые шутки сокамерников, сохраняет присутствие духа и изысканные манеры — это ли не настоящее чудо?!

И уж совсем невероятно после многочасового допроса не стать похожим на самого заурядного бродягу.

А Карл Андерсен нисколько не изменился. Несмотря на помятый костюм, он сохранил свойственную ему элегантность, которую работники уголовной полиции редко могли наблюдать у своих клиентов. Причем это была элегантность аристократа, который всегда ведет себя непринужденно и надменно, что прежде всего и отличает тех, кто принадлежит к высшему социальному сословию.