Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдоналд Фрейзер (1982)

– Ну разве не милый мальчик? – спрашивает Сьюзи, глядя ему вслед с простодушным вожделением. – Честное слово, иногда мне так хотелось бы начать все сызнова. Я бы такого красавчика ни за что не упустила.

Ха, ничего себе разговорчики перед лицом богоданного супруга! Похоже, мастер Харрисон не один перебрал сегодня «Эль-Пасо».

– Давай-ка взглянем на город, – продолжает она.

И мы совершили тур по шумным, щедро припудренным пылью улицам, восхищаясь роскошным нью-мексиканским закатом и живописной толпой на плазе. Во всех посадах и прочих увеселительных заведениях жизнь, казалось, била ключом, они были до краев заполнены искателями удовольствий, и если хватало свидетельств тому, что большинство иммигрантов едва сводят концы с концами в своих фургонах и лачугах, было также ясно, что в Санта-Фе найдется немало тех, кому деньги попросту жгут карман. Такого я даже в Новом Орлеане не видел: выпивка лилась рекой, музыка и смех звучали повсюду, а золота, серебра и украшений было столько, что хоть монетный двор открывай. Мода тут царила роскошная, на испанский лад: стройные кабальеро в расшитых рубашках и ярких мангас[100], шикарных панталонах-кальсонеро с разрезами от бедра до лодыжки и с серебряными пуговицами; в зубах пуро[101], с богатым сомбреро, висящим за спиной на шнурке. Они щеголяли по улицам или прохлаждались по углам, болтая с какой-нибудь разодетой красоткой из побланас[102] и провожая глазами стройных сеньорит из благородного общества, стучавших высокими испанскими каблучками и сиявших в свете фонарей шелками самых причудливых расцветок. Клянусь Юпитером, это было местечко для томных очей, блестящих волос, бархатной кожи и нежных духов, для обтянутых шелком ног, элегантных вееров и отделанных бахромой ребосо[103].Не было ни одного парня в замшевой куртке, торговца-янки или вакеро, с песнями и смехом шляющегося между посадами и мюзик-холлом, в чьей мозолистой руке не покоилась бы нежная ручка, а к плечу не прижималась смазливая смуглая мордашка.

Здесь было немало как представителей лучших американских классов – местных ранчеро и торговцев, так и горных охотников, трапперов, старателей с приисков в Альбукерке – все гуляли напропалую, словно ждали завтра наступления Судного дня. Шумные, навязчивые крестьяне и крестьянки торговали вразнос индейскими безделушками или бранились между собой у освещенных витрин. Юные переселенцы, у которых еще остались кое-какие наличные, спешили спустить их на удовольствия, в тени вдоль стен сидели нищие и прокаженные. Еще там были индейцы: не те мерзкие Indios manzos[104], а высокие молчаливые люди, закутанные в одеяла и серапе – наши соратники по борьбе с дикими воинами, которых мы видели в прериях. Они шествовали сквозь кишащую толпу, храня невозмутимые лица и не роняя ни единого слова.