Продано! Искусство и деньги - Пирошка Досси (2007)

Слово «спекуляция» происходит от латинского speculari, что означает «высматривать и давать оценку некому наступающему событию». Спекуляция состоит из расчета и фантазии. Поэтому слово «фантазия» не случайно вошло в терминологию биржи. Там эта поэтически звучащая перифраза используется для обозначения потенциальной прибыли акции. Фантазия, которую акция способна возбудить в инвесторе, определяет, будет ли он держаться от нее подальше или оторвет с руками. Если инвестор верит в потенциал этой акции, то она выглядит недооцененной и становится подходящим инструментом для спекуляции. Современное искусство располагает к подобной фантазии. Потому что если произведение искусства уже заняло свое место в истории искусства, оно перестает быть источником мечтаний денежного свойства. Аналогичным образом в большин стве случаев давно определена и зафиксирована разница между реальной стоимостью и потенциалом стандартных акций, называемых «голубыми фишками». Хеджирование – изначально защита от риска потерь при колебаниях курсов – есть не что иное, как обнаружение и использование такого рода разницы, динамика развития которой лишь слабо коррелируется с процессами, происходящими на бирже. Чем эта разница больше, тем больше прибыль. И ни в каком другом сегменте рынка искусства разница между реальностью и потенциалом не бывает столь неопределенна, как в современном искусстве. Фантазия на тему художественного произведения связана, с точки зрения спекулянта, с пока остающимся без ответа вопросом о ее каче стве. Ставки в этом споре уже очень высоки.

Еще в девяностые годы рекламный магнат Чарльз Саатчи показал, как hype функционирует на рынке искусств. Инвестированные в 1991 году в тигровую акулу 50 000 фунтов даровали ему 41 процент годового дохода[4]. Фондовые менеджеры располагают также ин струментом и средствами, чтобы активно рекламировать свои соб ственные собрания. С 2002 года Лёб покупает Киппенбергера, вокруг которого с начала девяностых толпятся известные коллекционеры. У него уже более тридцати работ этого художника. Некоторые из них он одолжил музеям. Его коллега Адам Сендер занялся Ричардом Принсом. Дэвид Ганек, в свою очередь, покупает Эда Руша. Аукционная цена на Киппенбергера за пять лет утроилась. То же и с Принсом: цены на его работы возросли в шесть раз. Цена за «Damage» («Повреждение») Эда Руша, купленное десять лет назад за 300 тысяч долларов, перевалила за три миллиона[5]. У Индии тоже есть свой принц современного искусства: Тиеб Мехта. Цены на его вдохновленные Пикассо и Матиссом картины, благодаря оживленному спросу инвесторов вроде менеджера хедж-фонда Раджива Чаудри, всего за три года подскочили до 1,6 миллиона долларов. Да и в Китае новые капиталисты сосредоточились на современном искусстве и подгоняют цены.

Летом 2005 года была преодолена отметка, считавшаяся прежде недостижимой. Впервые общая стоимость современных работ превысила стоимость произведений импрессионизма и классики модернизма[6]. Основательному повышению цен почти на 16 процентов всего за один год прежде всего содействовал рост цен на современное искусство[7]. Звездами рынка стали теперь не великие имена прошедших столетий, а современные художники. Собиратели больше не инвестируют в «голубые фишки», предпочитая ставить на молодое искусство. Сорок девять художников моложе сорока пяти лет взяли на аукционах магический барьер в сто тысяч долларов[8]. Ведущие арт-дилеры вроде Дэвида Нэша из Лондона, до сих пор услаждавшие свою состоятельную клиентуру импрессионистической живописью и классическим модерном, распахнули двери современникам. Цены на современное искусство взлетели. Рынок искусства расположился в центре современности. А в центре рынка искусства бурлит hype – шум, обман и надувательство.