Полудевы - Марсель Прево (1894)

Он взял протянутую ему руку и почтительно поцеловал.

– Здравствуйте, мадемуазель!.. Как ваше здоровье?

Беглым взглядом он оглядывал салон и соседнюю комнату.

– Здесь никого нет… – проговорила вполголоса Мод.

Тогда он привлек ее к себе, прижал, расцеловал шею, глаза, щеки, пока губы их не встретились и не слились в продолжительном жарком поцелуе.

Наконец, они оторвались друг от друга.

Мод, с немного зардевшимся лицом, подошла к зеркалу и поправила волосы и несколько сбившиеся складки корсажа. Сюберсо опустился в кресло возле письменного стола и молча любовался ею.

Она стояла рядом с ним, опираясь о спинку кресла.

– Мод!.. дорогая Мод!.. – шептал в порыве страсти молодой человек.

Она смотрела ему прямо в глаза и тихо, но внятно, едва, шевеля губами, проговорила:

– Я люблю тебя!

В эту минуту с её глаз, со всего лица и всей фигуры слетел тот неопределенный ореол девственности, который окружал ее, пока она писала за этим столом в присутствии матери. Теперь она казалась женщиной, с пламенем в глазах и какой-то покорностью в позе, изобличавшей девушку, знакомую с прелестью мужской ласки.

Жюльен отвечал:

– Я жаждал услышать это от вас… я так скучал с нашей последней встречи у Реверсье.

Она села в кресло и, устремив на него нежный взгляд, сделавшийся теперь ясным, спросила:

– Опять проиграл?

– О, нет… Наоборот… Вот посмотрите, что я сделал за ночь.

Он извлек из внутреннего кармана длинного редингота, узкого в талии и широкого в груди, и показал пачку скомканных банковых билетов.

– В «Рю Ройяль»? – спросила Мод.

– Нет, в «Дё Монд», с Аарона.

– С Аарона? Это уже лучше! Однако, вы все-таки виноваты, вы обещали мне…

Сюберсо равнодушно махнул рукой.

– Ба! Что за беда!.. хуже, чем теперь, мне не будет; а ведь надо же мне жить… Да к тому же игра отвлекает меня от моих проблем.

Она взяла его за руку и с улыбкой спросила:

– Кого же вы хотите забыть? Меня?

– А что? Это возможно? – ответил молодой человек, отводя руку, но тотчас затем прибавил:

– Ох, простите меня… Мне что-то скучно сегодня и нервишки шалят… Вы причиняете мне так много огорчений.

Мод вопросительно смотрела на него; он продолжал:

– Да, вы причиняете мне много печали; похоже, вы не принадлежите мне более: я перестал ощущать вас своей…

Молодая девушка молча, взглядом указала ему на место, где они только что так жарко обнимались, и от этого напоминания Жюльена бросило в дрожь.

– Все упреки да попреки… Однако, вам известно, я делаю, что могу, уверяю вас.

Сюберсо, несколько успокоенный, опустил голову.

– Так давно, давно вы не приходили, – простонал он негромко, точно боялся, что слова его услышит та, к кому они относились.

И действительно, Мод порывисто встала, глаза ее затуманились, лоб наморщился, на лице выступило страдание, как в ту минуту, когда мать говорила ей о стразовой эгретке.

Жюльен уже стоял около нее с горячей мольбой:

– О, не сердитесь на меня, Мод… Я знаю, что вам это неприятно, но я не в силах молчать… Вся моя жизнь в этом воспоминании, в этих двух свиданиях… Клянусь вам, если бы мне сказали: «она еще раз придет к тебе, пробудет один час, как те два раза… а после этого тебя немедленно убьют», я согласился бы и благословил бы моих убийц… Вот как я люблю вас, моя Мод!

Она, по-прежнему стояла, облокотившись о камин, и слушала его. Он продолжал прерывающимся голосом:

– Особенно тот раз… помнишь твой последний приезд ко мне… 3-го января. Как ты хороша, Мод, я ничего в своей жизни не видел лучше тебя… И ты не хочешь более прийти ко мне?

Она медленно повернулась:

– Ты несправедлив! Разве я не принимаю тебя здесь, сколько тебе вздумается? Разве за нами здесь следят? Не остаешься ли ты в моей комнате, сколько тебе хочется? Мама перестала видеть в этом что-нибудь особенное, и наша прислуга хорошо вышколена.