Эксклюзивный грех - Анна и Сергей Литвиновы (2002)

Ровным счетом ничего, что могло бы навести Диму на след убийцы (или убийц), он не услышал.

Телефонные беседы его утомили. Они слишком были похожи на интервью – то есть на его работу. К тому же эти интервью были совсем особенными – потому что он хотел узнать неизвестно что. И потому не знал, какие вопросы задавать собеседникам.

Дима вышел на кухню. Уже стемнело. Проклятый кот терся об ноги, клянчил пищу. Удивительно быстро животное забыло прежнюю хозяйку. И совсем о ней не тосковало.

Дима достал из холодильника баночку с салатом «оливье». Позавчера, на поминках по маме, кто-то из хозяйничавших женщин заботливо переложил в баночку салат; дал Диме, сиротке, с собой домой. Кажется, это была тетя Рая.

Прямо из банки Дима поел салату. Салат уже (как обычно говаривала мама) «задумался» – но есть было можно.

Кажется, его затея с записными книжками и пересекающимися множествами не дала никаких результатов.

Впрочем, у него оставалось еще три фамилии. Две питерских и одна мурманская. Надо звонить по межгороду. Ничего, на три звонка он как-нибудь разорится. Тем более что уже восемь вечера – льготный тариф.

Дима вернулся в комнату. Набрал первый из петербургских номеров. Он принадлежал некоему Аркадию Михайловичу. Когда-то тот был главврачом поликлиники, где вместе работали мама и тетя Рая. Диме даже казалось, что в его смутных детских воспоминаниях этот Аркадий Михалыч присутствовал: усы как у Буденного, жесткие волосы, цепкие сильные руки. Кажется, он однажды приходил к маме домой с бутылкой коньяка и цветами, а маленькому Димочке принес резиновый четырехцветный мяч. Очень давно это было. Дима помнит, как мама смущалась, как Аркадий Михайлович щекотал его сильными пальцами, а потом, когда мама зашла в комнату поцеловать Димочку на ночь, от нее сильно и вкусно пахло коньяком. Папы тогда уже не было на горизонте.

Кажется, это был единственный визит Аркадия Михайловича к ним домой. А может, о прочих посещениях Димочка не узнал.

На другом конце линии, где-то в Петербурге, очень долго разливались длинные гудки. Дима уже хотел положить трубку, но тут вдруг ответили. Молодой, женский, суровый и грустный голос.

– Мог бы я поговорить с Аркадием Михайловичем? – ласково сказал Дима.

– А кто его спрашивает?

«Наверное, это дочь? Что ей говорить? Спрашивает сын давней любовницы Аркадия Михайловича? Или «давней подчиненной Аркадия Михайловича»? Звучит еще двусмысленней».

– Это из Москвы звонят. Редакция газеты «Молодежные вести». Специальный корреспондент Дмитрий, э-э, – Дима на всякий случай зажевал фамилию: – П-ллл-анов.

– Аркадий Михайлович не может подойти, – прервал его женский голос.

– А когда он будет?

– Он скончался.

– Скончался?!

– Да.

– Простите… – пробормотал потрясенный Дима. – Приношу вам свои соболезнования… А давно, извините, он умер?

– Сегодня были похороны.

– Сегодня?!

– Да, молодой человек.

– Значит, он умер…

– Третьего дня.

– Вы меня простите, – торопливо проговорил Дима, – я спрашиваю потому, что когда-то, еще мальчишкой, хорошо знал Аркадия Михайловича – а вот теперь редакция поручила мне сделать очерк о враче, и я подумал: а почему бы не о нем… – «Ох, ну и вранье же! Впрочем, мне не привыкать».

– Аркадий Михайлович не был врачом, – прервала его женщина. – Он был главным врачом. К тому ж он уже три года как на пенсии. Был на пенсии, – поправилась телефонная собеседница.

– Мои соболезнования… – еще раз расшаркнулся Дима. – А отчего же Аркадий Михайлович умер?

Полуянов внутренне напрягся. «Сейчас мне скажут, что его сбила машина. Или – что его порезали ножами в подъезде».

– Инсульт, – коротко проговорила женщина.

– Как! – воскликнул Дима. – Он же еще такой молодой! То есть я хочу сказать: относительно молодой… Он что, сильно болел?

– Нет, молодой человек, все случилось, как говорится, в одночасье.