Дело Габриэля Тироша - Ицхак Шалев (2007)

Он красочно расписывал нам величие развалин Иерусалимского Храма и города Давида, но даже и не подумал показать нам эти места, хотя мы жили в том же Иерусалиме. К чести доктора Розенблюма надо сказать, что он требовал от учителя провести с нами экскурсию в этих местах, показать нам источник Гихон, Силоамский пруд, от которых веет древностью, подобной отсвету, идущему от вод источника Эйн-Рогел, но все его требования остались гласом вопиющего в пустыне. От всего этого Карфаген тут же сбегал в мир поздних пророков, в укрепление по имени «вечный мир» пророка Исайи и «социализм» пророка Амоса, даже и не думая покинуть его и выйти на какую-нибудь грунтовую дорогу или полевую тропу. Можно было полагать, что этот недостаток будет исправлен доктором Шлосером, преподававшим нам предмет «Знай свою страну». Но этому доктору было легче энергичным жестом руки показать по диагонали карты древнюю дорогу из Бейт-Хорона в Иерусалим, чем воочию провести нас по ней. Когда он устал от бесконечных движений руки, соорудил себе длинную указку, которой без особых трудностей мог дотянуться до любой точки на карте, не вставая со стула. Таким образом, при помощи этой указки была решена проблема экскурсий в Иудею, Издреельскую долину и Галилею. Но всех по скуке превзошел учитель литературы доктор Дгани. Он извлекал из портфеля записи двадцатилетней давности и патетически читал похвальные слова «Дифирамбам» Нафтали Герца Зайделя. Затем осваивались в знойной стране, добравшись до романа «Любовь к Сиону» Many. Тут мы знакомились с анютиными глазками, называемыми Иван-да-Марья, в переводе на иврит – Амнон и Тамар, и наконец-то дошли до «начала сионизма» и стихотворения Бялика «К птице». Мы стали просить его сдвинуться с Бялика – к стихам и рассказам, в которых ощущается дыхание сегодняшнего дня возрождающейся еврейской жизни в Эрец-Исраэль, но он заявил нам без обиняков, что для него ивритская литература закончилась на Бялике. Что же касается дальнейшего, то он просто не понимает эти ассирийские письмена современных ивритских поэтов. Нельзя сказать, что мы не путешествовали по стране и не читали стихи и рассказы, которые непосильны были нашему учителю, но все эти вещи, полные красоты и свежего веяния настоящего, постигались нами за пределами гимназии, в рамках нашего молодежного движения или по личной инициативе.

Были у нас и другие учителя, как господин Лифцин, преподававший математику, и господин Лиман, преподававший природоведение и химию. Они-то по-настоящему выкладывались, со всей серьезностью относясь к своему предмету. Но они как бы лишены были личностного начала, некого индивидуального очерка, который мог зажечь воображение в событиях надвигающегося времени. Словно сделаны были они из какого-то пресного материала, без малейшей искры.

Таково было положение, если можно сказать, в «пред-тирошский» период. Господин Тирош ворвался в это тихое болото преподавания, вдохнул в него жизнь, закружив наш седьмой класс в бурном вихре учебы, которой мы до этого просто не знали.

Глава третья

1