Все приключения мушкетеров - Александр Дюма

– Послушайте, я попал на след, сказал д’Артаньян. – Назад тому три месяца, я едва не вышел на дуэль с Арамисом за платок, похожий на тот, который вы показывали женщине, бывшей у окна; точно с такими же метками, это я знаю наверное.

– Милостивый государь, сказала молодая женщина, – клянусь вам, вы утомляете меня вашими вопросами.

Но вы, вы так благоразумны, подумайте, что если вас задержат с этим платком и отнимут его у вас, не подвергаетесь ли вы опасности?

– Отчего, разве на нем не мои начальные буквы: К. Б., Констанция Бонасиё.

– Или Камилла де-Буа Траси.

– Молчите, еще раз прошу вас, молчите. Если вас не останавливают опасности, которым я подвергаюсь, подумайте о тех, которым вы можете подвергнуться.

– Я?

– Да, вы. Если вы будете продолжать знакомство со мной, то можете попасть в тюрьму, а может быть, лишитесь жизни.

– В таком случае я вас никогда не оставлю.

– Именем неба умоляю вас, уйдите, сказала молодая женщина, сложа руки; вот бьет полночь; это час, в который меня ожидают.

– Сударыня, отвечал молодой человек, кланяясь, – я не могу ни в чем отказать, когда меня просят таким образом; будьте спокойны, я ухожу.

– Вы не будете следовать за мной и подстерегать меня?

– Я сейчас же иду домой.

– О, я знала, что вы благородный молодой человек, сказала г-жа Бонасиё, протягивая ему руку и хватаясь другою за молоток маленькой двери, едва заметной в стене.

Д’Артаньян взял протянутую ему руку и горячо поцеловал ее.

– Ах, лучше бы было мне никогда не видеть вас, сказал д’Артаньян, с наивной грубостью, которая часто больше нравится женщинам, нежели жеманная вежливость, потому что она высказывает всю глубину мысли и доказывает, что чувство взяло верх над рассудком.

– А я, отвечала г-жа Бонасиё почти ласковым голосом, пожимая руку д’Артаньяна, не выпускавшего ее руки, – я не сказала бы этого: что потеряно сегодня, то может быть найдено после. Кто знает? может быть, когда я буду свободна, то и удовлетворю вашему любопытству.

– И любви моей? спросил д’Артаньян с восторгом.

– О, в этом отношении я не хочу ничего обещать; это будет зависеть от чувств, которые вы мне внушите.

– А теперь…

– Теперь я чувствую к вам только признательность.

– О, вы слишком прекрасны, сказал д’Артаньян печально, – и употребляете во зло мою любовь.

– Нет, я только пользуюсь вашим великодушием. Но, поверьте, что некоторые услуги не забываются.

– О, вы делаете меня счастливейшим из людей! Не забывайте этого вечера, не забудьте этого обещания!

– Будьте спокойны, в свое время и в своем месте я вспомню все. Ну, идите же, идите, умоляю вас. Меня ждали ровно в полночь, и я уже опоздала.

– Разве пятью минутами.

– Да, но в некоторых обстоятельствах пять минут все равно, что пять веков.

– Да, для влюбленных.

– А кто же вам сказал, что я не имею дела с влюбленным.

– А, так это мужчина вас ожидает, Сказал д’Артаньян, – мужчина!

– Ну, вот, опять начинается рассуждение, отвечала г-жа Бонасиё с полуулыбкой, смешанной с некоторым признаком нетерпения.

– Нет, нет, я ухожу; я вам верю и хочу, чтобы преданность моя была полная, хотя бы она походила на глупость. Прощайте, прощайте!

И потом, как будто чувствовал себя не в силах спокойно оставить руку, которую держал, он удалился бегом, между тем как г-жа Бонасиё сделала, как и в ставню, три ровные медленные удара; добежав до угла улицы, д’Артаньян обернулся: дверь отворилась и опять заперлась, хорошенькая лавочница исчезла.

Д’Артаньян продолжал свой путь, он дал слово не подсматривать за г-жей Бонасиё, и если бы ее жизнь зависела от того места, куда она пошла, или от того лица, кто должен был провожать ее, д’Артаньян возвратился бы домой, потому что он это обещал ей. Пять минут спустя он был в улице Могильщиков.