Любовь по-французски - Мэрилин Ялом (2012)

Как надо вас любить, чтоб не расстаться с вами!

О! Если б сердце мне из ваших вырвать рук,

Избавить бы его от нестерпимых мук,

Я б небеса за то благодарил умильно.

Стараюсь, но – увы! – желание бессильно,

И чувство должен я нести, как тяжкий крест.

Я за мои грехи люблю вас.

Селимена:

Вы новую изобрели методу —

Сердиться и кричать любви своей в угоду.

Упреки, ссоры, брань – вот пылкий ваш экстаз.

Подобную любовь я вижу в первый раз.

Ко всей вселенной вы готовы ревновать!

Вы всю вселенную хотите чаровать!

Несмотря на весь свой житейский опыт и находчивость, Селимена ошиблась, послав признание в любви сразу двум поклонникам. Она поступила как ипе femme galante, подтверждая своим поведением общепринятое мнение о женском непостоянстве. Альцест все равно продолжает любить ее. Как и Арнольф из «Школы жен», он не может совладать со своим чувством, хотя считает его «постыдной любовью». Он по-прежнему предлагает ей выйти за него замуж, если она отречется от своего окружения и уедет с ним куда-нибудь в глушь, подальше от развратного влияния света. Селимена отказывает ему.

Селимена:

Что говорите вы? Как, мне в расцвете лет

Уехать с вами в глушь, совсем покинуть свет?..

Альцест:

Но если любите меня вы, дорогая,

К чему вам общество,

К чему вам жизнь другая?

О, если любим мы, к чему нам целый свет?

Селимена:

Но одиночество так страшно в двадцать лет!

Во мне решимости и силы не хватает,

Такая будущность меня не привлекает.

Альцест удаляется в глушь, оставив галантный свет. Пьеса вызывает смех у публики: мы смеемся над безответным маниакальным порывом Альцеста, над язвительными остротами Селимены, над глупостью и человеческими пороками, но в финале нам не смешно. В Альцесте, не приспособленном для жизни в высшем обществе, нас трогает его предельная искренность, которую современники Мольера не могли оценить по достоинству. Чтобы принять сторону Альцеста и восстать против общества, полного компромиссов и предательства, нужно было дождаться, пока сменится несколько поколений, пока в XVIII веке явятся идеи Руссо, а в XIX веке – романтики. Галантность прочно укоренилась в обществе, а такой зануда, как Альцест, мог испортить привычную любовную игру Однако Расин, младший современник Мольера, своим серьезным отношением к любви завоевал признание совсем иного рода.

«Федра» Расина и кровосмесительное влечение

В январе 2010 года в Сан-Франциско я посмотрела новую постановку «Федры» Расина. Пьеса в новом переводе, сделанном по заказу Американского консерваторского театра, уже была представлена на шекспировском фестивале в Стратфорде, в Канаде, и теперь ее изредка стали показывать на американской сцене9.

Я смотрела спектакль вместе со своим мужем и пыталась скрыть от него свои опасения. Как можно прозрачную французскую поэзию Расина изящно перевести на английский язык, который совершенно не годится для переложения французского стиха? Как могут современные молодые люди, когда оба партнера нацелены на успех, проецировать на себя патриархальную ментальность XVII века? Как публика, свободная в своем выборе, может понять мучительную страсть и непомерное чувство вины, владеющие героями? Как отнесутся они к идеям янсенизма, самого аскетического течения, зародившегося в недрах католицизма в XVII веке, затем осужденного как ересь? Смогут ли зрители перенестись в своем воображении в то время, полное неизбежных условностей придворной жизни при Людовике XIV, а потом еще и в Древнюю Грецию, откуда автор взял сюжет пьесы и фактуру своих героев?