Опытный кролик - Полковников Дмитрий

— Ну, ты и жук! — восхитился кадровик, завидуя связям — Хорошо, с человеком я тебя познакомлю. Но…

— С меня поляна, — мгновенно выдал Максим.

— Вряд ли получится… — не так уже однозначно произнес кадровик, хитро и весело глядя на Максима.

— Ух ты, какой! Пусть! Дальше мои проблемы.

— Тогда поляна должна быть не простой…

— А примерно, как тот аэродром, — усмехнулся капитан, мотнув головой в сторону летного поля рядом с Северным военным городком.

«Оказывается, мы понимаем друг друга с полуслова», — обрадовался Брунов.

С Ненашевым приятно иметь дело, и надо дружить. Мало ли что. У таких людей судьба переменчива, но карьера стремительна. Дальше кадровик слушал, удивлялся и задавал редкие вопросы.

Капитан проводил свой «профотбор», выясняя по куцым делам: как человек попал в военное училище, по разнарядке или сам, где хотел служить; в какой семье воспитывался, как учился, что делал в общественной жизни и выставлял в табличку баллы, внимательно изучая почерк и лица на казенных фотографиях. Саша понимал, что может ошибиться. Он не профессиональный психолог, но кое-что по старой работе умел.

Брунов неожиданно для себя узнал о методах анализа по почерку. Свое знание Ненашев легализовал легко. Поделился, мол, на гражданке секретом один из «лишенцев». Астрахань была еще и местом, куда ссылали всяких гнусных личностей, в том числе и семьи изменников родины.

Тех, чьи мужья и отцы создали в Красной Армии долго действующую, глубоко законспирированную, контрреволюционную, фашистскую… Ой, так говорить ему уже нельзя! С 39-го года направленность организации тоже сугубо империалистическая.

Остальное кадровика не удивило. Была оказывается такая методика, но в тридцать шестом году из Красной армии надолго изгнали тесты.

Жаль! Тогда пытались определять, к какой службе склонен боец. К связи, разведке, артиллерии, химии, пулеметам, санитарам или сразу в обоз. Вначале 60-х методику вернули для отбора кандидатов в летчиков и моряков. Уже осознали, цену возможной ошибки

[143].

Расставшись с новым другом, капитан засунул блокнот в планшетку и ушел в сторону дома приезжих.

Водителя Панов предварительно проклял и сослал в гараж, имея альтернативу: либо починить тормоза, либо сделать гудок громче. Но чтобы в семь вечера у штаба! Как штык!

Глава девятая или «Констанция, куда вы все время исчезаете»? (5 июня 1941 года, вечер четверга - 6 июня пятница)

Посмотрев на молодых, пышущих здоровьем лейтенантов, Саша мрачно думал, не представится ли ему сразу капитаном Хароном, собирающим людей на понтон для переправы через Стикс

[144]. Из бойцов УРа, на его позициях, выжили лишь единицы.

В ответ на тридцатидвухлетнего капитана смотрели с едва маскируемым пренебрежением. Ну, не герой-командир. Ничего, они-то знают, как надо служить.

Две недели назад, ребята вырвались из тоскливой бурсы, за два года учебы задолбавшей их бесконечными учениями, маршами и строевыми занятиями.

Принцип «учить тому, что надо на войне» в сороковом году в военных училища восприняли буквально. Как дождь, то боевая тревога. В слякоти и грязи курсанты копали окопы, стараясь уложиться в норматив. Вместо горячей пищи жевали концентраты.

Обучение наступлению оказалось не меньшей пыткой — постоянные марши в полном снаряжении на тридцать, сорок и даже на сто километров, выматывали их до полусмерти

[145].

Но больше всего убивало однообразие. Дни проходили один за другим, как братья-близнецы. Казалось, время навсегда остановилось в этих классах, казармах, полигонах и учебных полях.

Теперь, не смотря на то, что их вместо отпуска