Воин Доброй Удачи - Р. Скотт Бэккер (2015)

Отец позаботился о сохранении секрета существования своего лабиринта; никто даже не простучал стен после падения Дворца, и это доказывает лучше всего, что даже Святой Дядя ничего не знал о тайных комнатах (или если знал, то предпочел оставить в секрете). Почти сразу по окончании штурма мальчик стал ожидать, что бородатые солдаты вот-вот ворвутся с факелами в туннели лабиринта. Но нападения так и не последовало…

Никто не стал его тут искать.

Рыцари шрайи вернулись на следующий день и начали зачищать поле битвы от убитых.

Затем пришли рабы отчищать кровь с мраморных полов и стен. Пропитанные еще не высохшей кровью ковры свернули и выволокли прочь. Попорченную огнем и гарью мебель вывезли на сцепленных тележках. Повсюду по холлам расставили курильницы, источающие волнистый бледно-фиолетовый дымок: случайное сочетание ароматов, собрали, что нашли. Вскоре миазмы следов сражения – Келмомас никогда не думал, что запах недавно закончившейся битвы напоминает запах грязного туалета, – потеряли свою остроту.

Буквально через несколько дней уже казалось, что никакого переворота не было. Начинало представляться, будто он просто заигрался в полом костяке собственного дома. Все ощущалось притворным, ненастоящим. Надо просто заплакать, говорил он себе, чтобы мама пришла, успокоила и развеселила…

Но внутренний голос уговаривал: «Давай просто поиграем».

Еще немножко…

Чуть погодя нижняя, административная часть Дворца возобновила свои прежние функции. Сначала Келмомас низко припадал к земле, почти переползал в шумных местах, страшась, что его обнаружат. Но достаточно быстро он осмелел и уже открыто бегал по переходам, просто прислушиваясь к нарастающим или затихающим голосам. Всего один отряд рыцарей шрайи был назначен патрулировать покинутые верхние уровни.

Он проходил невидимый почти сквозь них, видя их, слыша их, даже ощущая их запах. Наблюдал их неприглядные действия, плевки, сморкания на роскошные ковры. Видел, как один из них творил непотребство в гардеробной его матери. Беззвучно хохотал над их глупостью, со злостью протыкал их изображения. А отойдя в темноту, на достаточное расстояние, передразнивал их голоса, а затем хохотал над эхом.

Он стремительно перемещался, был повсюду и избегал опасности, быстро подсматривая в светлые щели и прорези, подслушивая разговоры в отдушинах. И через какое-то время темнота начала казаться безусловной, единственной реальностью, а освещенный мир стал превращаться в скопище фантомов. Он наслаждался жизнью втайне от всех.

Но, как бы сильно-сильно-сильно он ни старался, обращать все только в забавы и приключения не получалось. Интерес исчезал, скука однообразия накапливалась, как спутанные волоски на щетке. Тогда он бродил бесцельно, чувствуя себя опустошенным, стараясь не разреветься. Временами он совсем падал духом и тогда застывал на месте, руки сжимали воздух, горло душили спазмы, лицо кривилось.

И он плакал, как маленький мальчик.

Ма-мамочка – а-а-а!

Из всего услышанного он знал, что его мама не попала в плен, и какое-то время он бродил по лабиринту в надежде найти следы ее присутствия.

Он никак не мог поверить, что ее нет во Дворце.

Как? Как она могла бросить его? После всех его трудов и забот об устранении всего, что мешает ей любить его…

Как она могла бросить своего сыночка?

В какие-то ночи он даже отваживался забираться в ее пустую постель. Он вдыхал аромат ее подушки, и от знакомого запаха мамы у него кружилась голова… Мама, мамочка.