Воин Доброй Удачи - Р. Скотт Бэккер (2015)

– Боюсь, что так… – проговорил шрайя. – Допустим. Но если ты это видишь, Инрилатас, тогда и отец это разглядел, причем гораздо более полно. И если он не заметил никакого подстрекательства к мятежу, почему ты этим озабочен?

В очередной раз дядя попытался взять инициативу в свои руки. И опять Инрилатас просто проигнорировал его слова и продолжил задавать свои вопросы.

– Скажи мне, дядя, как ты собираешься меня убить, когда захватишь власть?

– Оставь эти трюки, Инрилатас. Эту тактику… Они работают, когда их скрывают. Я вижу не меньше твоего.

– Странно, не правда ли, дядя? Мы, дуниане, при всех своих талантах, не можем поговорить?

– Мы говорим сейчас.

Инрилатас рассмеялся этим словам, вновь опустив заросшую щетиной щеку на колени.

– Как же это получается, если мы имеем в виду совсем не то?

– Ты…

– А что бы, по твоему мнению, Люди сделали, если бы увидели нас? Если бы постигли способ, которым мы сбрасываем их, словно одежду?

Майтанет пожал плечами.

– А что сделает какой-нибудь неразумный ребенок, если все смогут видеть твоего отца насквозь?

Инрилатас улыбнулся.

– Это зависит от отца… Вот ответ, которого ты ждал от меня.

– Нет. Это и есть ответ.

Опять смех, точь-в-точь как у аспект-императора, от которого по телу побежали мурашки.

– Ты и вправду думаешь, что мы, дуниане, чем-то отличаемся? Что одни из нас, подобно отцам, могут быть хорошими, а другие – плохими?

– Именно так, – ответил Майтанет.

Что-то словно опутывает брата, решил Келмомас. Как он лениво склоняет голову, выгибает руки в запястьях, раскачивается на пятках, словно неловкий, изнеженный мальчик, – ложное впечатление. Чем невиннее он кажется, тем смертоноснее становится.

«Все это просто спектакль», – предупредил внутренний голос.

Инрилатас шутил, но и в самом деле подразумевал совсем не то, что говорил.

– Да, у нас свои странности, я соглашусь с тобой, – сказал он. – Смесь силы и слабостей. Но в итоге мы все страдаем одним и тем же чудесным недугом: рефлексией. Когда другие нагромождают мысли одна на другую и падают вперед, как слепые, мы размышляем. Одна мысль цепляется за другую, как голодная собака, что гонится за лакомым куском. Ход размышлений обычных людей напоминает походку пьяного: они спотыкаются, шатаются из стороны в сторону, бесчувственные к своим недолговечным корням, а мы распутываем, вносим ясность. Играем на них, как на инструментах, извлекая из струн мелодии любви и славы, которые они считают своими собственными!

Что-то вот-вот произойдет.

Келмомас невольно подался вперед, настолько страстным было ожидание. Когда? Когда же?

– Мы все лжем, дядя. Все, все время. Это дар рефлексии.

– Они делают свой выбор, – возразил Майтанет.

– Прошу тебя, дядя. Ты должен отвечать мне, как перед отцом. Я вижу все твое вранье, будь оно простым или искусным. Никакой выбор в нашем присутствии невозможен. Никогда. Ты сам это знаешь. Единственная свобода существует выше.

– Ну что ж, очень хорошо, – ответил Святейший шрайя. – Я устал от твоей философии, Инрилатас. Ты мне отвратителен. Боюсь, весь этот ритуал говорит лишь о слабости твоей матери.

– Матери? – воскликнул старший брат. – Полагаешь, все это устроила она?

Очередное секундное смятение, трещинка в фальшивой маске.

«Что-то не так», – прошептал голос.

– А кто же, если не она? – спросил шрайя Тысячи Храмов.

Инрилатас нахмурился и одновременно улыбнулся, явно переигрывая. Высоко подняв брови, он посмотрел на младшего брата…

– Келмомас? – переспросил Майтанет, не с недоверием, свойственным людям, а с бесстрастием дунианина.

Инрилатас, не отрываясь, смотрел на юного принца-империала, словно на щенка, брошенного в реку…

Бедный мальчик.