Колокол по Хэму - Дэн Симмонс (1999)

Тем вечером я вылетел из Гаваны, намного больше занятый размышлениями о возможных последствиях моего визита в замаскированный лагерь к югу от Ремедиоса, чем об обстоятельствах смерти Хемингуэя. Однако в последующие недели, месяцы и годы именно эти обстоятельства, именно эта смерть стали для меня навязчивой идеей.

В первых сообщениях «Америкэн Пресс» говорилось, что Хемингуэй чистил одну из своих винтовок, и та случайно выстрелила. Я сразу понял, что это чепуха. Хемингуэй ухаживал за своим оружием с юности и никогда не допустил бы такой оплошности. Чуть позже в выпусках новостей было подтверждено, что он вышиб себе мозги. Но каким образом? Я помнил, что единственный бой на кулаках между мной и писателем завязался из-за того, что он пытался продемонстрировать мне, как совершаются самоубийства. Он поставил приклад своего «манлихера» на циновку в гостиной, приложил дуло к губам, сказал: «В рот, Джо; небо – самое мягкое место черепа», – и нажал спусковой крючок большим пальцем ноги. Курок сухо щелкнул, Хемингуэй поднял лицо и улыбнулся, словно ожидая от меня одобрения.

«Это было очень глупо», – отозвался я.

Хемингуэй швырнул «манлихер» в кресло, расписанное цветами, покачался с пятки на носок, пошевелил пальцами и спросил:

«Что ты сказал, Джо?»

«Это было очень глупо, – повторил я. – Но даже будь все иначе, только „mariconi“ суют стволы себе в рот».

В самом мягком переводе слово «mariconi» означает «гомик», «голубой». Мы вышли из дома к бассейну и затеяли там драку, забыв о правилах – просто накинулись друг на друга с кулаками.

В тот июльский день 1961 года, в Айдахо, Хемингуэю не было нужды засовывать ствол себе в рот. Вскоре после сообщения о гибели его последней жены выяснилось, что он убил себя из винтовки – двуствольной винтовки двенадцатого калибра, хотя более поздние сообщения расходились на этот счет. Впоследствии брат Хемингуэя Лестер написал, будто бы тот застрелился из двуствольного «ричардсона» двенадцатого калибра. Первый биограф Хемингуэя утверждал, будто бы он выбрал двуствольный «босс» с глушителем, свою любимую винтовку для стрельбы по голубям. Я думаю, это был «босс».

«Ричардсон» с полированными стволами – отличное оружие для появлений на публике, но для того, чтобы снести себе верхушку черепа, он слишком аляповат. Я вспомнил, как однажды на «Пилар» Хемингуэй читал статью из «Нью-Йорк Тайме» о двух пистолетах-близнецах генерала Джорджа Пэттона с перламутровыми накладками на рукоятках. Хемингуэй расхохотался и сказал: «Пэттон будет взбешен. Он всегда поправляет этих слабоумных газетчиков. Накладки его пистолетов сделаны из слоновой кости. Он говорит, что носить револьверы с перламутровой рукояткой может только женоподобный вертопрах, и я с ним согласен». Для меня «ричардсон» с серебристыми стволами представляется чем-то в том же духе, когда речь идет о столь серьезном деле, как самоубийство.

Однако, по мере того как проходили недели, месяцы и годы, я начинал сознавать, что самым главным обстоятельством смерти Хемингуэя является отнюдь не то, какое оружие он выбрал.

За несколько месяцев до гибели писатель утвердился в мысли о том, что ФБР подслушивает его телефон, следит за ним и, сговорившись со службой бюджетных поступлений, фабрикует против него обвинение в неуплате налогов, которое грозило ему разорением. Именно этот навязчивый страх перед гонениями со стороны ФБР убедил четвертую жену Хемингуэя в том, что он превратился в параноика, одержимого манией преследования. Именно тогда жена и друзья поместили его в клинику «Мейо» для лечения электрошоком.