Джен Эйр - Бронте Шарлотта (1847)

– Давно – жила с мамой. Но мама ушла к святой деве. Мама учила меня танцевать и петь, читать стихи. К маме приходило много людей, и я показывала им, как умею танцевать. Или садилась к ним на колени и пела. Мне так нравилось! Хотите, я спою вам сейчас?

Она закончила завтрак, и я разрешила ей продемонстрировать свои способности. Она слезла со стула, подошла ко мне и села мне на колени. Затем она скромно сложила руки, встряхнула головой, забросив назад кудри, потом подняла глаза к потолку и запела канцонетту из какой-то оперы. В ней женщина вначале оплакивает измену любимого, а затем, призвав на помощь всю свою гордость, велит служанке принести все лучшие украшения и самые яркие наряды, которые она наденет на бал, где встретит обманщика и своим весельем покажет ему, что его бегство мало трогает ее.

Странноватый выбор темы для столь юной певицы! Я полагаю, продиктован он был желанием потешить публику тем, как такая кроха поет о любви и ревности, и еще дурным вкусом – я, по крайней мере, так думала.

Адель довольно-таки хорошо держала мелодию и исполнила свой номер с наивностью, характерной для ее возраста. Закончив, она соскочила с коленей и объявила мне:

– А теперь, мадмуазель, я почитаю вам стихи.

И, приняв позу, она стала читать басню Лафонтена «Союз крыс». Она прочла басню, соблюдая необходимые остановки и паузы, с правильной интонацией, удачно жестикулируя. Все это было весьма необычным для такой девчушки и говорило о том, что она прошла неплохую школу.

– Вас мама научила читать эту басню? – поинтересовалась я.

– Да. Она обычно говорила мне вот так: «Что с вами? – спросила одна из этих крыс – Говорите!» И заставляла меня поднимать руку – вот так, – и еще говорила мне, чтобы я не забывала на вопросе поднимать интонацию. А теперь хотите, я вам потанцую?

– Нет, этого достаточно. А после того как ваша мама, как вы сказали, ушла к святой деве, с кем вы жили?

– С мадам Фредерик и ее мужем. Она взяла на себя заботу обо мне, но я ей не родственница. Я думаю, она бедная, потому что дом у нее не такой, как у мамы был. Но я там недолго пробыла. Мистер Рочестер спросил меня, не хочу ли я поехать с ним и жить в Англии, и я сказала «да». Потому что я знала мистера Рочестера раньше мадам Фредерик и он всегда был добр ко мне, дарил мне красивые платья и игрушки. Только, знаете, он не сдержал слова, потому что привез меня, а сам уехал, и я его никогда не вижу.

После завтрака мы с Адель пошли в библиотеку. Это помещение, судя по всему, мистер Рочестер определил как место занятий. Книги стояли в застекленных шкафах, большинство были заперты, но один шкаф – открыт, и в нем находились книги, среди которых было все необходимое для наших занятий на первом этапе, а также несколько томиков развлекательной литературы, стихов, биографий великих людей, несколько романов и прочее. Думаю, он посчитал, что этой литературы гувернантке вполне хватит, чтобы почитать на досуге. И действительно, поначалу она меня вполне устраивала. По сравнению с бедным подбором литературы в Ловудской школе, здесь у меня был богатый выбор книг для души и для ума. Здесь же стояло небольшое пианино, весьма новое и прекрасного звучания, а также мольберт и пара глобусов.

Адель оказалась довольно понятливой ученицей, но рассеянной. Она явно не привыкла к усидчивым регулярным занятиям, какого бы то ни было рода. Я посчитала неразумным сразу же брать ее в ежовые рукавицы, поэтому, позанимавшись с нею как следует, я поближе к полудню отпустила Адель к няне, а сама решила сделать несколько карандашных набросков, которые потом пригодятся для занятий с Адель.

Когда я шла наверх, чтобы взять папку и карандаши, меня увидела миссис Фейрфакс. Она находилась в комнате, створчатая дверь которой была приоткрыта.