А порою очень грустны - Евгенидис Джеффри (2012)

Хорошо быть двадцатидвухлетней особой по имени Мадлен Ханна. Одно из преимуществ состояло в том, что три недели романтических страданий, за которыми последовала ночь вакхического пьянства, не нанесли ей заметного ущерба. Если не считать припухлости вокруг глаз, Мадлен была все так же миловидна и темноволоса, как всегда. Симметричные линии лица — прямой нос, скулы и подбородок как у Кэтрин Хепберн — отличались едва ли не математической точностью. Лишь небольшая морщинка на лбу говорила о том, что в глубине души Мадлен ощущает легкое беспокойство.

Из лифта видны были ожидающие внизу родители. Они застряли между наружной и внутренней дверьми вестибюля: Олтон в легком пиджаке в полоску, Филлида в темно-синем костюме, в тон которому она подобрала сумочку с золотым замочком. На секунду Мадлен охватило желание остановить лифт — пусть родители так и останутся торчать в холле, забитом ерундой, какую можно найти в любом университетском городке: плакаты, изображающие группы Новой волны с названиями вроде «Гнусное убожество» и «Мокрощелки», порнографические рисунки в стиле Эгона Шиле, сделанные парнем из Род-Айлендской школы дизайна с третьего этажа, все эти назойливые ксерокопии, скрытый смысл которых заключался в том, что здоровые патриотические ценности, исповедуемые старшим поколением, отправлены на свалку истории, а на смену им пришел нигилистический эмоциональный настрой постпанковой эпохи; Мадлен и сама не понимала, что это такое, но с удовольствием выводила из себя родителей, притворяясь, будто понимает. Тут лифт остановился на первом этаже, она отодвинула дверцу и вышла им навстречу.

Первым внутрь прошел Олтон.

— Вот и она! — воскликнул он. — Выпускница университета!

В свойственной ему манере — так, словно бросался к сетке, — он кинулся вперед и заключил ее в объятия. Мадлен застыла, испугавшись, что от нее пахнет алкоголем или, хуже того, сексом.

— Не понимаю, почему ты нас не впустила посмотреть квартиру, — сказала подошедшая следом Филлида. — Мне так хотелось познакомиться с Эбби и Оливией. Мы будем рады пригласить их на ужин вечером.

— На ужин мы не остаемся, — напомнил ей Олтон.

— Может, и останемся. Зависит от того, какие у Мадди планы.

— Нет, мы так не договаривались. Мы договаривались позавтракать вместе с Мадди, а потом, после церемонии, уехать.

— Вечно твой отец со своими договорами, — обратилась Филлида к Мадлен. — Ты в этом платье на вручение пойдешь?

— Не знаю, — ответила Мадлен.

— Никак не могу привыкнуть к этим подплечникам, все девушки их теперь носят. Такой мужеподобный вид.

— Это Оливии платье.

— Вид у тебя, Мад, довольно измочаленный, — сказал Олтон. — Вчера хорошо погуляли?

— Да так, не особенно.

— У тебя что, своей одежды нет? — спросила Филлида.

— Мам, я же мантию сверху надену. — С этими словами Мадлен, чтобы остановить дальнейшие расспросы, двинулась мимо них к выходу.

На улице солнце, проиграв бой с облаками, скрылось. Судя по всему, погода не особенно улучшилась по сравнению с выходными. Студенческий бал в пятницу прямо-таки залило. В воскресенье вручение дипломов бакалавра проходило под непрерывным моросящим дождем. Теперь, в понедельник, дождь прекратился, однако холод стоял такой, какой обычно бывает скорее на Святого Патрика, чем на День памяти.

Дожидаясь родителей на тротуаре, Мадлен вспомнила, что до секса дело, по сути, не дошло. Хоть какое-то утешение.

— Твоя сестра передает, что приехать, к сожалению, не сможет, — сказала, выйдя на улицу, Филлида. — Ей сегодня надо Ричарда Львиное Сердце везти на ультразвук.

Ричард Львиное Сердце был девятинедельный племянник Мадлен, которого все остальные называли Ричардом.

— Что с ним такое? — спросила Мадлен.

— Якобы у него одна почка уменьшенная. Врачи советуют за ней приглядывать. Я лично считаю, что все эти ультразвуки только создают причины для волнения.