Свидание с доктором Лоскутиком - Гуларт Рон (1978)

– Все было точно так же, когда я работала на… да ты сама знаешь, на кого. – И полуодетая девушка сделала несколько выразительных движений, и эта пантомима должна была изображать фокусника. – Было достаточно случаев, когда он уговаривал меня раздеться, а ведь он не был даже директором, заправлявшим вот такой мыльной оперой, с участием нудистов.

– Мы можем поговорить об этом за кофе, – предложила Хильда с очаровательной дружеской улыбкой.

Их обслуживал поблескивающий хромом робот-официант, которого с большой натяжкой можно было причислить к отряду гуманоидов. Его конструкция была доведена до полного совершенства, в его грудь даже было встроено музыкальное устройство, временами срывавшееся на протяжные колыбельные мелодии.

– Два горячих шоколада и два наполеона. Вот вкуснятина. И звучит очень неплохо.

Сидя в отделанной деревом кабине этого весьма уютного кофейного заведения, они могли видеть слегка искривленную, мощеную грубым булыжником улицу, черепичные крыши, безупречно выглядевшие дома белого и розового цвета, а еще дальше – покрытые снегом цепи горных вершин. В этот послеобеденный час небо сияло почти безупречной голубизной.

– С тобой очень легко говорить, – сказала Грета, как только их официант укатил по деревянному, из крепкого дерева, полу выполнять заказ.

– Давай попробуем, – сказала Хильда.

– Ты знаешь, я никогда не доверяла этой бедняжке Урсуле, – заметила девушка. – Хотя мы и играли с ней бок о бок в квартете «Обнаженных Теней» более шести месяцев. И каждый день, когда заканчивалось очередное шоу, мы возвращались в шале, которое снимал Рафлес Танни, чтобы выполнять там роль служанок. Именно таким эвфемизмом он называл это занятие. Временами я задумывалась над тем, а стоит ли вообще заниматься шоу-бизнесом.

– А что ты собираешься делать теперь, когда Рафлес Танни умер?

– Сказать по правде, я не знаю, Ирма. Герр Шерц обещает, что может взять меня на выступления в кабаре, где я должна быть раздета только наполовину. Так или иначе, это может быть, хотя я совершенно не верю ему.

– Ням, ням. – Это вновь появился их официант вместе с двумя чашками шоколада и парой пирожных. При этом одним из своих металлических пальцев он задел лежавший на подносе наполеон, и на обратном пути старательно облизал металл.

– Я не смогу все это съесть, – сказала Грета, хмуро поглядывая на свое пирожное. – Может быть, ты и не обратила внимания, но я начинаю толстеть вот в этом месте. – Она провела рукой вокруг талии.

– После всего, что произошло с тобой, мне кажется, ты должна была только похудеть.

– Нет, только не я. Чем больше неудач сваливается на меня, тем больше растет мой аппетит. Когда умерла моя мать, я прибавила в весе почти на шесть фунтов. А один только вид бедного Рафлеса, пораженного насмерть… у-ух! – Она торопливо прижала палец к губам и чуть опустила голову. – Нельзя даже предположить, что кто-нибудь знает о том, что я была свидетелем его смерти.

Разумеется, никто и не знал этого, как удалось выяснить Хильде в течение первых нескольких часов ее пребывания здесь, в швейцарском местечке Гефюзнек. И местная полиция, и агенты МСП, которые приглядывали за этим кантоном, подозревали, что Грета знала и нечто большее кроме тех сведений, которые она сообщила следствию, однако ничего конкретного они не знали. С тех пор, когда в 1999 году было принято Женевское соглашение по уголовным преступлениям, было запрещено использование специальных препаратов или устройств, позволяющих получить достоверную информацию от свидетелей, за исключением случаев, связанных с угрозой национальной безопасности. А поскольку было очень трудно связать интересы национальной безопасности Швейцарии с убийством с помощью шока фокусника из варьете, то все, что Грета знала по этому поводу, по-прежнему оставалось ее секретом.